— Что у вас на визитной карточке написано, Александр Васильевич?
— Надо сначала спросить, есть ли она у меня в принципе… Точнее, даже не так: каждый год печатаю новые визитки, кладу стопками в письменный стол, и они там накапливаются, накапливаются… С собой никогда не ношу, эти кусочки плотной бумаги с написанной на них фамилией и должностью мне без особой надобности. Прозвучит нескромно, но честно: моя визитка — мое лицо. Сколько раз бывало, что подходил незнакомый человек и говорил: «Здравствуйте, Александр Васильевич!» После этого совать карточку как-то даже неловко. Личные телефоны стараюсь никому не давать, а какую еще информацию можно почерпнуть из визитки? Потрясать воображение собеседника титулами и регалиями? Заслуженный деятель искусств, академик Академии Российского телевидения, президент международного союза КВН… Ну смешно, согласитесь.

— А президент вы пожизненный или переизбираемый?
— Кто-то давным-давно в шутку предложил учредить пост, я и ответил в том же ключе, согласился. У нас игра, понимаете? Вот прошел Кубок КВН Нью-Йорка, есть Лига КВН Великобритании, схожие объединения существуют во многих странах, но я не имею к ним отношения. Это не ФИФА или УЕФА, под чьей эгидой проходят любые футбольные турниры. Наша империя мощная, хотя и немного игрушечная. При попытке формализовать движение быстро загнется. Молодые не любят ходить строем. Поэтому мы за демократию. Но и за сохранение традиций. Как ни крути, в январе 2014-го будет полвека с момента моего прихода на ТВ. Что ни пиши на визитках, физиономия давно примелькалась всем, кто хоть изредка включает телевизор.

— Когда в последний раз при встрече вас не узнавали, вынуждая представиться?
— Сложный вопрос... Много лет назад наш оператор, снимавший и для других программ, поехал на Крайний Север и попал в поселение оленеводов. Вернулся в Москву и радостно сообщил: «Масляков, я нашел место, где тебя не знают».

— Понятное дело, «чукча в чуме ждет рассвета»...
— Забавный эпизод был в семидесятые годы, когда КВН прикрыли, решив, что хватит уже студентам крутить фиги в карманах, иронизируя над советской действительностью. Цензура крепчала, и в конце 71-го глава Гостелерадио СССР Сергей Лапин прихлопнул программу, как надоедливого комара. Я стал реже появляться на экране, и зрители завалили Центральное телевидение вопросами, куда, мол, подевали Маслякова. Отношение к обращениям граждан было серьезным, отвечавший в эфире на письма трудящихся политический обозреватель Юрий Жуков в какой-то момент не выдержал и спросил у редакторов: «Объясните, кто такой этот Масляков? На его имя почту носят мешками! Почему только о нем и пишут?» Но это было давно, с тех пор мой телевизионный стаж увеличился на четыре десятилетия, и сегодня чаще возникают иные ситуации. Я ни разу не пересекался с Михаилом Горбачевым, а тут волею судеб и руководства Первого канала оказался с ним в жюри «Минуты славы». Когда сказал Михаилу Сергеевичу, что прежде мы не встречались, он искренне удивился: «Да ладно, Саша, не сочиняй! Сто лет тебя знаю!» Я давно сроднился с телевидением, хотя появился на нем случайно и уж точно не думал, что это станет делом жизни.

— Много развилок было?
— Как и у каждого. Начать с того, что родиться должен был ленинградцем. Матушка моя из Новгородской области, из валдайских краев, отец — с Вологодчины, из Пришекснинского района. Такие глубоко российские родители. Оба в молодости оказались в Ленинграде, встретились, полюбили друг друга... Когда мама находилась на четвертом месяце беременности, началась война. Отец ушел на фронт, в штурмовую авиацию, матушка вместе с семьей старшей сестры уехала в эвакуацию на Урал. По дороге сделали остановку в Свердловске, где я и появился на свет. Через месяц мы перебрались в Челябинск, хотя я, понятно, этого не смог бы запомнить при всем желании. Словом, питерец из меня не получился, зато стал Сашей с «Уралмаша». После Победы папа вернулся с фронта и забрал нас с собой. В отличие от открытой, общительной мамы отец был человеком замкнутым, не любил рассказывать, вспоминать. Правда, если в гости приходили боевые товарищи, мог взять в руки гармонику. Еще он любил поэзию, почему-то особенно уважал Лермонтова. Собственноручно сделал два альбома с репродукциями картин русских художников, вырезая их из журнала «Огонек» и аккуратно подклеивая. Но лучше всего отец чувствовал себя на рыбалке, когда усаживался на берегу реки с удочкой и оставался наедине с собой. Он не слишком нуждался в чьем-либо обществе. Как ни странно, эта черта характера во мне проявилась с годами, хотя нравом я больше похож на матушку. После войны папа остался служить в армии, и мы кочевали следом за ним. После Челябинска были остановки в Баку, Кутаиси... Нигде подолгу не задерживались, в конце концов оказавшись в столичной гостинице ЦДКА. Сейчас она называется «Славянка». Это уже помню: скромный номерочек, две кровати, шкаф, стол, тумбочка. Летнего сада в моем детстве не оказалось, зато появился Екатерининский, куда водили гулять. Однажды умудрился провалиться в колодец, к счастью, неглубокий... Странные круги порой выписывает судьба: в последние годы часто оказываюсь в том районе, поскольку в Театре Российской (а тогда — Советской) армии мы снимаем часть своих передач...

Потом у нас была комната в коммунальной квартире в Тушине, которое еще не относилось к Москве. Все хочу съездить посмотреть, осталось ли что-нибудь с тех времен, да никак не выберусь. Далеко, неохота стоять в пробках. А тогда из столичной гостиницы мы, по сути, попали за город. Отцу полагалась служебная машина, которая и отвозила его в Главный штаб ВВС на Пироговке, где он прослужил до выхода в отставку в звании полковника. Собственно, в Тушине я и пошел в школу. А после третьего класса нам дали отдельную двухкомнатную квартиру на Хорошевке. Военное ведомство построило там дома для сотрудников. Туда же много лет спустя я и жену привел. Света спросила: «Где будем жить?» Я без тени сомнений ответил: «Ну как? С моими родителями, конечно!» И мы пять лет обретались под одной крышей... Но, кажется, я убежал в рассказе вперед. Сначала была 643-я школа, на выпускном вечере в которой я станцевал с мамой краковяк, предварительно выпив первую в жизни рюмку водки, щедро налитую учителем физики Борисом Дмитриевичем. Мне нравилась художественная самодеятельность, я ходил в кружок при Доме пионеров, однажды сыграл Бабу-ягу в детском спектакле, а на телевидение впервые попал в — страшно сказать! — 1958 году. Еще школьником, учеником девятого класса. Удивительным образом даже пригласительный билет сохранился! Вот слушайте: «Главная редакция для детей и юношества Центральной студии телевидения приглашает вас на собеседование...» На Шаболовке создавался детский телетеатр, я прошел творческий конкурс и год посещал занятия, снизу вверх с обожанием глядя на молодых дикторов во главе с Игорем Кирилловым. Нас пытались чему-то понемногу учить, но потом история тихо угасла.

— Что же не пошли в театральный вуз после школы?
— Наверное, трусоват оказался, побоялся: вдруг выяснится, что я не гениальный артист? Поэтому за компанию с приятелем отправился в Московский институт инженеров транспорта. Володя жил в соседнем доме, наши отцы вместе служили в штабе ВВС. Правда, в первый год я недобрал баллов и до следующего лета зарабатывал стаж, устроившись лаборантом в школу на Песчаной улице. Однажды даже вел урок вместо заболевшего учителя. Со второго захода меня взяли в МИИТ, и я опять с радостью включился в художественную самодеятельность. Подозреваю, в стенах институтского Дворца культуры проводил больше времени, чем за студенческой скамьей. Играл уже не Бабу-ягу, а полковника японской контрразведки в спектакле о Рихарде Зорге «Пресс-атташе из Токио». Старательно щурился и говорил с акцентом, не уверен, что с японским... Еще изображал Короля в сказке «Ворон». Однажды рискнул пропеть со сцены, но облажался и больше подобных экспериментов не ставил. Засветился я и в студенческом Театре эстрадных миниатюр. Им руководил ныне хорошо известный Анатолий Лысенко, новоиспеченный глава Общественного телевидения России, а в ту пору — выпускник нашего института, у которого я проходил практику на Люблинском литейно-механическом заводе. Толя работал мастером в механосборочном цехе. Хрущев придумал тогда оригинальную форму обучения: одну неделю мы слушали лекции в институте, а на второй закрепляли полученные знания на производстве. Такая вот смычка теории с практикой по Никите Сергеевичу... С превеликим трудом я вставал по утрам и ехал через полгорода в Люблино. Зимой на улице темно, ветер, поземка, а ты тащишься вдаль с обреченностью приговоренного к казни. Институтскую лекцию, в конце концов, можно и прогулять, а на смену попробуй опоздать! Думаю, качество нашей учебы и работы на заводе было примерно одинаковым, хотя норму я старался выполнять, да и Толя помогал, не слишком загружал... А после первого курса МИИТа я все же попытался поступить в театральное училище. В Щепкинском актер Малого театра Виктор Коршунов скептически посмотрел на мальчишечку, бодро читавшего ему романтические стишки, и отправил домой. В ГИТИСе я сошел с дистанции после второго тура, в Щукинском добрался до третьего. Принимавшая вступительные экзамены профессор Вера Львова по-матерински дала совет: «Молодой человек, вы выбрали замечательную профессию инженера, ну так и двигайтесь в этом направлении. Иначе одно потеряете, а второе не найдете». Что делать? Пришлось внять словам опытного педагога... Какое-то время не мог ходить в театр. Сидел в зале и ловил себя на мысли, что не происходящему на сцене сопереживаю, а присматриваюсь, прислушиваюсь к игре актеров, словно примеряю на себя их роли: смог бы сделать не хуже? Даже не о качестве речь, а о каком-то внутреннем ощущении. Это продолжалось, может, год или два. Постепенно отпустило... И еще одна загогулина судьбы: в «Щуку» я не поступил, зато первую квартиру мы со Светой получили в доме в Большом Николопесковском переулке, тогда — улице Вахтангова, буквально примыкающем к зданию училища. В этом доме, по-моему, по сей день живет Миша Державин. Там родился наш сын Саша. Двухкомнатные хоромы общей площадью пятьдесят три квадратных метра мы занимали долго. Помню, в начале октября 93-го выходим втроем из подъезда, а навстречу сосед: «Куда вы с ребенком, сумасшедшие? Или не знаете, что творится? Снайперы на крышах, по Белому дому танки долбят!» Я сначала не поверил, а потом услышал звук автоматных очередей и свист летящих мимо пуль. Вот клянусь, не преувеличиваю! Подворотня, ведущая на Новый Арбат, кем-то простреливалась. Мы вернулись домой, задернули шторы, я уложил своих на пол и велел не высовываться, пока все не утихнет... С годами нам стало тесновато в той квартире, а прежде всем места хватало — и мне со Светой, и Сашке, и нашему дворовому псу Тимке, и многочисленным гостям, заглядывавшим на огонек почти ежедневно. Знакомые и друзья, прогуливавшиеся по тогда еще Калининскому проспекту, считали долгом навестить нас. Иногда собиралась толпа. Я ведь пользовался некоторой популярностью среди телезрителей, на четвертом курсе института перекочевав на другую сторону экрана. В ту пору ведущие были наперечет, да и я оказался самым молодым среди них. И все же понимание, что телевидение — это навсегда, пришло не сразу. Получив диплом инженера-теплоэнергетика, я отработал год и шесть дней в проектном институте «Гипросахар», дав повод для шуток на тему dolce vita. А в Клубе Веселых и Находчивых впервые засветился в декабре 63-го. В МИИТе была своя команда, участвовавшая в КВН, я в нее не входил из-за излишней стеснительности, во что сегодня, наверное, трудно поверить. Но многих игроков я хорошо знал, встречаясь с ними во Дворце культуры института. Что касается моей засветки, «доисторических» архивов КВН, относящихся к периоду существования программы с 1961 по 1971 год, почти не сохранилось, в какой-то момент пленки по глупости сожгли. Остались редкие фрагменты, сущие обрывки. И вот недавно, пересматривая уцелевшие кусочки записей, я опознал в кадре себя. Камера скользила по залу Телетеатра на Электрозаводской, выхватывая болельщиков, и случайно в объектив угодил до боли знакомый затылок. Таким было мое первое появление на экране. А потом уже по воле обстоятельств я поднялся на сцену, взял в руки микрофон и не выпускаю его почти полвека.

— До вас ведущим КВН был Альберт Аксельрод?
— На самом деле привлекались разные люди — и диктор Валентина Леонтьева, и актеры Александр Белявский, Наталья Защипина, Олег Борисов... Много людей через эту кухню прошло! Сначала ведь съемки проходили в студии, Телетеатр с залом и сценой появился позже. Вместе с Сергеем Муратовым и Михаилом Яковлевым Альберт придумал идею КВН, вел передачу со Светой Жильцовой, но это продолжалось не очень долго.

— Аксельрода вроде бы убрали из-за пятого пункта? Еврея предпочли заменить русским.
— Все может быть... Как и в любом творческом коллективе, в КВН со временем накопились внутренние конфликты, но едва ли имеет смысл обсуждать их спустя полвека. Тем более что меня никто не посвящал в подробности, я был далек от этого. По официальной версии, Алик ушел писать диссертацию, на его место искали замену. Я никого не подсиживал, чужое кресло не занимал. Судьба предоставила шанс выйти на сцену, окунуться в мир веселых, остроумных ребят, и я им воспользовался. А кто бы пренебрег, скажите? Но, кстати, впервые игру я провел не для телевидения, а, что называется, на интерес. Случилось это аккурат в мой день рождения 24 ноября 1963 года. Соревновались команды МГИМО и моего родного МИИТа, после чего в институтской многотиражке «Инженер транспорта» появился репортаж об игре. Любопытно, что газету много лет спустя передал мне член команды МГИМО, который сейчас служит в МИДе, имеет высокий ранг чрезвычайного и полномочного посла. Так что первый мой блин с КВН был испечен на сцене МИИТа. А за ведение телепередачи мне еще каждый раз и доплачивали по двадцать рублей. Чем не кайф? Не забудьте и то, что мы работали в прямом эфире, а это совсем иные ощущения, другой драйв.

— А бывало такое, чтобы ужас-ужас-ужас?
— Какие-то косяки случались, но вот так, чтобы растеряться и онеметь... Нет, не припоминаю. Однажды стал объявлять членов жюри по заранее составленному списку, перечисляю все звания и регалии, отрываю взгляд от бумажки и вижу, что двоих из тех, кого только что назвал, нет в ложе, их кресла пустуют. Редактор не успел предупредить, что люди не смогут приехать... Да, прокол, но разве это ужас-ужас? Так, небольшой ужастик... Или как-то, рассказывая командам-участницам о новом конкурсе, забыл объяснить важную деталь. Возвращаюсь к кулисе и слышу цокот каблуков по лестнице. Из аппаратной, расположенной на втором этаже Телетеатра, спускается режиссер передачи и моя телевизионная крестная мать Белла Сергеева, подходит поближе и, оставаясь невидимой для зрителей, зло шепчет: «Ты дурак, Масляков! Полный дурак!» Разворачивается и быстро уходит обратно. Прямой эфир, а меня словно кирпичом по голове огрели... Но жизнь доказала: все, что не убивает, делает нас сильнее. До сих пор волнуюсь перед выходом на сцену, мы же снимаем передачу без пауз и перекуров как единое, цельное действо, это держит в тонусе, не дает расслабляться. Раньше ведь бывало, что «метро уже закрыто, а КВН еще идет». И три часа вещали в прямом эфире, и более... Это серьезное нервное и эмоциональное напряжение. Очень серьезное. Возможно, в мои слова сложно поверить, они не слишком вяжутся с образом, сложившимся благодаря телевизионной картинке, но я по-прежнему остаюсь стеснительным человеком, мне все так же сложно зайти в зал, полный людей, если знаю, что они сейчас замолчат и будут смотреть в мою сторону. Нужно совершить над собой некое усилие, преодолеть психологический барьер. Никогда не умел приторговывать популярностью, не испытывал от нее восторга. Мне проще незамеченным прошмыгнуть вдоль стеночки, спрятавшись за кепкой и поднятым воротником пальто. Нет, если надо было просить за другого, мог войти в любую дверь, а вот так, чтобы специально красоваться на публике, ловить на себе взгляды поклонников, — да боже упаси! Хотя в 60-е годы по популярности с КВН, пожалуй, никто не мог конкурировать на нашем ТВ, и поймать звездную болезнь труда не составляло. Учтите мой возраст на тот момент: неполные двадцать три года. Моложе ведущих не было! Тем не менее голову не снесло, со «звездой» я, к счастью, так и не встретился.

— Зато теперь она где-то летает во Вселенной.
— Малая планета, если быть точным. Неожиданно астрономы Крымской обсерватории решили дать мое имя одному из обнаруженных ими небесных тел. Приятно, не скрою, хотя это событие ровным счетом ничего не изменило. По крайней мере, чувством значимости не проникся и дорожные райдеры составлять не начал, хотя в свое время немало поколесил по просторам нашей необъятной родины с так называемыми шефскими концертами, гонорары за которые выдавали в конвертах. Подобная халтурка была серьезным подспорьем для бюджета семьи. Обычно творческие встречи мы устраивали на крупных предприятиях, проводя их по аналогии с известными телевизионными передачами. Скажем, организовывали на заводе конкурс «А ну-ка, девушки!». А однажды я выступал в паре с великим Евгением Леоновым. Евгений Павлович играл отрывки из своих ролей, а я помогал, подавая реплики за его партнеров. Моя зарплата на телевидении составляла сто двадцать рублей в месяц, а за ведение одного такого концерта могли заплатить и двести рэ, и триста... Конечно, с расценками на корпоративы, где сегодня работают бывшие кавээнщики, не сравнить, и тем не менее. Завиральных желаний у меня не возникало, стяжательством никогда не страдал. Обновку купил — и ладно. Света, жена, до сих пор вспоминает, что после нашего знакомства я года два ходил в одном и том же пиджаке, второго не было. Да и можно ли найти материальное мерило, позволяющее определить степень успешности человека, его профессиональную состоятельность? Благополучие ко мне пришло поздно. Первой дубленкой обзавелся в сорок лет. А у сына она появилась в два года, мы купили ему детскую. Машину приобрели при помощи отца, ветерана войны. Взяли «Жигули» 11-й модели.

— Зато теперь у вас «Мерседес» с буквами «квн» в номере...
— Да, «к001вн». Мне его подарили.

— А «к002вн» у кого? У сына, у Сан Саныча?
— Саша иначе смотрит на эти вещи, предпочитая не выпячиваться, считая, что надо быть скромнее. Так что второй номер тоже у меня... Что сказать? Позволил себе маленькую слабость. Но, подчеркну, это подарки друзей. Не машины, правда, а лишь номера к ним.

— Еще один слух развеете?
— Не продолжайте, попробую угадать вопрос: сидел ли я в тюрьме? Байка с бородой. Она родилась в пору, когда у меня не было постоянного эфира, и периодически я выпадал из поля зрения телезрителей. Нет, Уголовный кодекс я всегда чтил и отродясь не имел с ним проблем. В противном случае кто бы пустил меня после отсидки на экран? В Советском Союзе строго следили за моральным обликом строителей коммунизма... Была смешная история в Новомосковске Тульской области, куда в середине семидесятых я приехал с Анатолием Лысенко и другими телевизионщиками. Толя любит в красках рассказывать, какой фурор вызвало мое появление в зале, где проходил творческий вечер. В городе ведь знали, что «Масляков сидит в нашей колонии», и тут вдруг я выхожу на сцену... Успех был феноменальный! А сколько моих мифических сокамерников клялось-божилось, будто мотало срок на одних нарах с «Шуриком из КВН»! Раньше страшно огорчался, слыша эти глупости, у меня характер самоедский, сжираю себя почем зря...

— Говорят, пили безбожно.
— Что-то новенькое! Этого раньше не слышал. Как на духу сообщаю: уже шестнадцать лет не беру в рот ни капли спиртного.

— Понятное дело, зашились.
— Ну конечно! Мы же с вами лежали на соседних койках в наркодиспансере... В действительности все прозаичнее. Да, по молодости мог немного выпить в хорошей компании, но уж точно не в подъезде со случайными собутыльниками. Со временем понял, что пивец — или как правильнее сказать по-русски? — из меня никудышный, потом еще подхватил жуткий грипп, заболел, как никогда прежде. Температура за сорок держалась неделю. Стал выкарабкиваться, а врач и говорит: подержите диету, откажитесь хотя бы на месяц от алкоголя. А тут — Новый год, шампанское на столе. Но меня не тянуло даже пригубить. Решил поставить эксперимент и не употреблять хотя бы до конца следующего года. Потом продлил срок еще, еще... Так и набралось шестнадцать лет. Когда рядом выпивают, говорю: «Ребята, не обращайте на меня внимания. Я буду соответствовать, знаю, как ведет себя человек после первой выпитой рюмки, после второй...» Бросить курить я пытался несколько раз, пока за дело не взялся маленький Сашка. Он был не по-детски настойчив, развешивая по квартире самодельные плакаты, что капля никотина убивает лошадь... В конце концов я сдался, и теперь у меня даже вредных привычек почти не осталось.

— Закрытие КВН в 1971 году стало для вас личной трагедией?
— Испытывал обиду и жалость, но не скажу, что плакал горючими слезами и сильно убивался. Вот для Беллы Сергеевой, режиссера и соавтора телепередачи, удар был тяжелым. А у меня оставались другие программы, которые мог вести. «Алло, мы ищем таланты!», «Адреса молодых», «А ну-ка, парни!», «А ну-ка, девушки!», «Веселые ребята», «Испытай себя»... Владимир Ворошилов как-то даже позвал в ведущие интеллектуального клуба знатоков «Что? Где? Когда?». Я провел первую программу, а потом Володя взял бразды правления в свои руки, придумав оригинальный ход: голос за кадром. Такой демиург, которому сверху видно все. Тем не менее я вошел в историю и этого клуба, совершив пробный полет в качестве испытателя... Нет, на отсутствие работы жаловаться было грех. Сергей Георгиевич Лапин хоть и прикрыл КВН, ко мне относился хорошо. Молодежная редакция занималась разнообразными проектами, я смог попробовать себя не только в роли ведущего, но и обозревателя, комментатора, интервьюера, съездил телерепортером на всемирные фестивали молодежи и студентов в Софию, Гавану, Пхеньян, Берлин... Это было круто! Заграница, новый мир, свежие, яркие впечатления...

— Водку с икрой на продажу возили?
— Никогда этим не занимался. Я и доллар-то живой увидел, примерно когда дубленку первую купил: в сорок лет. Вот клянусь! Это к вопросу о слухах, что Масляков сидел за валютные операции и торговлю якутскими бриллиантами... Нет, и за границу на продажу ничего не брал, скептически оценивая собственные коммерческие таланты. Однажды, правда, мы поехали съемочной группой в Италию, чтобы снять сюжет для «Александр-шоу», которое я тогда выпускал. Все везли с собой что-то для обмена, ну и я поддался стадному чувству. Кто-то сказал, будто в Италии влет идут наши расписные самовары, вот я и потащил. Небольшой, сувенирный. Надо было видеть, как после прилета в Москву я пер на себе самовар, разрисованный «под хохлому»... Конечно, никому я его не продал, выбрасывать не стал, так и протаскался до конца, как дурень со ступой. Съемочная группа дружно ржала всю дорогу. Подозреваю, тот «туляк» до сих пор пылится где-то на даче за ненадобностью. Вот и мой гешефт, такой из меня крутой бизнесмен... Максимум, что удалось, создать компанию «АМиК», которая занимается производством наших телепрограмм. Но сплетни, будто Маслякову отстегивают процент все, кто проводит игры под эгидой Клуба Веселых и Находчивых, не имеют под собой оснований. Все играют, и никто из любителей нам не платит. Ни организаторы Кубка Нью-Йорка, ни устроители Лиги Израиля или Великобритании. В лучшем случае могут пригласить меня или Сашку на финал в качестве члена жюри.

— Отцы-основатели право первородства отсудить не пытались?
— Я называл вам тех троих, кто стоял у истоков КВН. Это Муратов, Аксельрод и Яковлев. Но не только они, а и люди, производившие этот продукт с первых дней. Телевизионный формат игры придумывали сообща. К тому же КВН образца 1986 года сильно отличался от предшественника. Он изменился и к концу 63-го, когда я отметился в кадре затылком. Игра из студии вышла на сцену Телетеатра, появились новые конкурсы, в дальнейшем трансформация лишь продолжалась. Конечно, не все складывалось гладко. Когда мы начали выходить в 86-м, один из первых редакторов КВН Марат Гюльбекян, который к тому моменту уже был на пенсии, прислал письмо руководству «Останкино» с требованием отстранить Маслякова и его команду. Дескать, разве не видите? У них ничего не получается, надо звать нас, опытных, проверенных бойцов, мы точно борозды не испортим... Конечно, и ревность была, и зависть, куда же без этого?

— А почему после возрождения КВН вы отказались от соведущего? Чтобы славу не делить?
— Именно об этом и думал ночи напролет! Мы ведь с вами уже обсуждали мое отношение к звездным атрибутам... Хотя вы правы: на советском ТВ передачи традиционно вели парой — пионер и пионерка, комсомолец и комсомолка...

— Рабочий и колхозница.
— Вот-вот! Когда мы стали возрождать игру в восьмидесятые, возник вопрос и о ведущих. Предложили Жильцовой вернуться в программу, но она не захотела. Кто-то советовал в духе времени поставить на сцену роботов, назвав их Светой и Сашей. Потом мы взяли двух девчонок из МИСИ, пробовали работать втроем. Тоже не пошло. И тут я вспомнил, как вел с Ангелиной Вовк в Сочи песенный фестиваль «Красная гвоздика». Однажды возникла ситуация, когда Лина вышла на сцену в состоянии острой влюбленности и не успела даже толком прочесть слова, которые ей предстояло произносить в эфире.

— Влюбленности в кого? В вас?
— Нет-нет! Никогда не позволял себе служебных романов. Это мешает. Единственное исключение — моя Света, с которой мы вместе уже сорок один год. Кстати, из-за имени в свое время возникла путаница. Зрители долго были уверены, что я женат на Жильцовой. Она ведь тоже Света. А уж когда на день рождения КВН мы вышли на сцену с куклой, изображающей младенца, народ окончательно уверовал: Масляков и Жильцова — супруги. Доказать, что у меня своя Света, в девичестве — Семенова, было очень непросто. Некоторые, думаю, до сих пор сомневаются. Но возвращаюсь к «Красной гвоздике» и влюбчивой Вовк. Мне пришлось отдуваться тогда за двоих. Хорошо, я знал и ее текст тоже. И вот, вспомнив этот эпизод, я подумал: а зачем партнер, если могу справиться самостоятельно? Себя не подведу, текст не забуду... К тому же все равно главными остаются они, игроки. Долго не мог найти себе места: и в зале сидел, и рядом с жюри. Потом подсмотрел трибунку, с которой выступали на Западе лекторы и руководители государств, попросил соорудить похожую, поставив в уголочке сцены. Так я остался один...

Источник: Андрей Ванденко, журнал "Итоги".
Обещают продолжение в котором мы узнаем о том, как АВМ получил благословение от Ширвиндта и в 36 лет заслужил звание ветерана, почему КВН хоронят, а он и не собирается умирать, как у Александра Первого вырос Сам Самыч, легко ли добиться своего, не обременяя просьбами президентов, и чем многоточие лучше точки.

newsmaker [17.12.2012 14:51]