Очень большое и интересное интервью с Дмитрием Соколовым от портала 66.ru

Создатель команды «Уральские пельмени» пытается понять, как изменилась страна за последние 20 лет, что он провел на сцене. Рассказывает, как засыпает состоявшийся мужик, почему не будет революции и что он сделал бы, став премьер-министром. И все это без улыбки, с каменным лицом.

Не знаю, как вы, но я уверен: то, что делает Сокол на сцене, можно считать эталоном абсурдного, непредсказуемого юмора. Искреннего и простого, тонкого, нюансного, брутального и бронебойного. Пожалуй, он — мой любимый персонаж в «Уральских пельменях», во всяком случае я никогда не переключаю телевизор, если вижу в предрекламном анонсе сценку с его участием.

Поэтому мне было сложно собраться и сделать с ним интервью. Два года, наверное, собирался, мобильник его раздобыл, но не звонил. Что я ему скажу? К тому же про него мне говорили, мол, мрачный, угрюмый, чуть что не по его — сразу посылает…

И вот повод. «Уральским пельменям» — 20 лет. Договаривался о встрече с основателем команды через ее нынешнего директора Сергея Нетиевского. Интервью надо было делать на репетиционной базе «Пельменей». Там команда готовила юбилейный концерт «20 лет в тесте», который покажет сегодня и завтра во Дворце молодежи.

Базой оказалась какая-то полусоветская гостиница со спортзалом на Шарташе. В фойе толпятся голодные дети — ждут, когда их позовут в кафешку. Там сидит Андрей Рожков, смотрит в планшет. Через пару минут буфетчица вежливо его выдворяет. В коридоре он пару минут говорит с детьми «как бабушка», те в восторге. Громко разговаривая по телефону, спускается Нетиевский:

— Вы хоть что-то о Соколе в интернете почитали?
— Нет, а что?

— Да ничего. Вчера коллега просто его спросил: «Расскажите, как вы попали в команду, Алексей». Представляешь?! Ладно, давайте сейчас Аня вас проводит, а я пока пойду Диму уговаривать.

Так мы с фотографом Антоном Буценко оказались в комнате с зеленым фотофоном, заваленным реквизитными пиджаками и рубашками. Помощник режиссера сказала, что сейчас сюда должна Юля Михалкова приехать, сниматься для какого-то сюжета, что в шоу будет использоваться. Если они с Соколовым тут пересекутся, никакого интервью не выйдет. Дмитрий пришел почему-то вместе с Сергеем Калугиным: «Здорово. Это Серега. Я Дима. Мы вместе будем разговаривать». Оба сели на один табурет, я — напротив. Молчим, смотрим друг на друга. Я пытаюсь поймать от Сокола хоть какой-то сигнал, что он готов говорить. Непроницаемое лицо, немигающий взгляд.

— Роль основателя «Уральских пельменей» сегодня в чем заключается?
— Ни в чем. Основал — и все. И свободен. За эти 20 лет ничего не изменилось, просто люди ко мне стали как-то по-другому относиться. Удивляет меня это.

— Это как раз понятно, вы же за это время непростым человеком стали.
— А каким?

— Ну давайте пару кварталов по городу пройдем, сразу понятно станет, каким.
— А, это… Да, люди чего-то ко мне лезть стали… С какими-то автографами. И фотоаппаратами. Будто я звезда какая-то.

— А вы все еще такой парень из стройотряда, да?
— Че ты смеешься?! Я такой и есть. Когда человек поживет со мной, немножко… ну где-то там, в Решетах например… вон Серега знает… сразу поймет, какой я. Люди странные, по телеку увидели — значит какой-то большой человек. Навыдумывают, а ты отдувайся.

— Кроме автографов что-то просят?
— Нет, автограф да фотографироваться!

— Глупость какая-то.
— Да конечно! Кто ее придумал? Придумали бы лучше, если человека по телеку показывают — конфеты ему давать. И все бы конфеты давали… Хотя это тоже заколебет когда-то, конфеты эти…

— Сейчас тех, кого по телевизору показывают, больше принято в грязь втаптывать, но это не ваш случай. Пусть вы не меняетесь, но страна-то точно за эти 20 лет изменилась. Раза три.
— У нас та же самая страна. Не Польша же и не Венгрия. Лучше стало, интернет быстрее… или серьезно надо отвечать?

— Вам не кажется, что общество сейчас состоит из отдельных человечков, которые друг с другом ничем не связаны? Кроме денег, наверное.
— Люди, которые объединены деньгами, думаю, да — одиноки. Тот, кто внимания деньгам не так много уделяет, а уделяет его своему… духовному воспитанию, наверное, не обращает внимания на эту разъединенность. У меня все это по-другому происходит. У меня лично. Поэтому я не могу сказать, как разъединилось общество.

— Ну а как сегодня мужику понять, что он состоялся? В 30? В 40? Куда оглянуться, если в обществе нет никакой другой идеи, кроме денег?
— А что, нет другой идеи?

— А какая? В Советском Союзе все хотели догнать и перегнать, покорить космос, провести индустриализацию, показать кузькину мать, победить в науке, спорте, театре… А сейчас?
— Ну да. Получается да… Деньги — тупиковая идея, на ней далеко не уедешь…

Сергей Калугин: — Если совесть не взывает, не кричит истерично, если засыпаешь спокойно, тогда все у тебя правильно.

— Когда человек не дергается, а делает свое дело, тогда он и состоялся. Когда он чувствует, что он на месте. На том, на котором должен быть.

— А вы спокойно засыпаете?
— Не всегда.

— Что вас мучает?
— Не то что мучает… Думаешь, что делаешь… Как объяснить-то…Что ты фоткаешь нас все время?! (смеясь, обращается к фотографу)

Антон Буценко (фотограф): — А я больше ничего не умею…
— Значит, ты на месте… Если в чем-то сомневаешься, в храм надо идти. Там поймешь. Сразу.

— Благодаря чему?
— Как благодаря чему? Благодати Божией.

— Ну она же должна как-то снизойти. Не на всех же она снисходит.
— Как не на всех? Если ты в храм пришел? Там она и есть.

— Вы там находите ответы?
— Ну да. Очень часто. Если нескладуха какая-то… ну или там с женой… или терки какие-то — бегом, конечно, в храм.

— За годы у вас сложился образ такого решительного, часто неадекватного, пьющего мужика. Уникальный, смешной… Но очень прочный, не выскочишь. Не думаю, что вы к нему целенаправленно шли. Вам комфортно, вы чувствуете себя состоявшимся?
— Чувствовать-то чувствую, но когда становишься заложником какого-то образа, это плохо. Хочется здесь сыграть, и здесь, и так, и так. Надо уходить от этого.

— А как вы сможете от него уйти? Все ждут от вас именно этого.
— Ну и пусть. Что, думаешь, люди не понимают, что я серьезный человек?

— Люди уверены, что вы серьезный человек, который готов без тени эмоции что-нибудь очень смешное сделать.
— Можно и так. Можно и веселясь. Не хочу я, чтобы одинаково было. Повторения не хочу. Понимаешь, я свободный. Я могу, что хочу, и хочу, что могу. Хорошо, что Серега здесь. Мы как раз с ним сейчас замутили передачку такую. Неадекватную. Есть мысли, такие легкие, которые мы не можем впихнуть в шоу из-за его серьезности. Или их на сцене не поставишь.

— Абсурдный юмор? Всё как я люблю?!
— Да, именно, абсурд, неадекват. Хочешь, тебе покажем кусок? Я бы хотел, чтоб ты посмотрел.

— Конечно, хочу.
— Ну давай, Юльку дождемся и сходим до номера. Там Артем еще Пушкин с братом, Костей, тоже Пушкиным, сидят, наши соавторы по этому проекту.

Ролик Соколов мне не отдал, только дал посмотреть, сказал, сырой еще. Его новый проект называется — внимание… «Стеклянный салат для зеленого автобуса». Это скетч-шоу, состоящее из нескольких сюжетов. Признаюсь, они смешные и качественно взрывают мозг.

— Продолжим пока. Вот был КВН, потом, в нулевые, каждый из «Уральских пельменей» вертелся как мог. Кто-то в бизнесе себя пробовал, кто-то корпоративы вел. Потом усилиями Сергея Нетиевского вы попали на ТВ. Снимали в складчину программы и в конечном счете прорвались. Сейчас у вас плотный гастрольный график, хороший контракт с СТС. Все смотрят, никому не надоедает. Как думаете, тот поступок Нетиевского сегодня для вас благо или кабала? Вы же постоянно должны «давать стране угля».
Сергей Калугин: — Все же люди с головой. Видят, что подписывают. К этому и стремились. Зато постоянно в тонусе, нет времени лениться.
— Я думаю, может, я один так думаю, но такое количество концертов, может, и не нужно. Это рано или поздно стешет тонкость юмора. Все равно чтобы что-то искреннее сочинить, нужно что-то заметить, прочувствовать, успеть повариться в жизни. С другой стороны — хорошо, что мы занимаемся делом. C семьями, правда, нечасто встречаемся, зато зарабатываем. Благо это или не благо?

— А вы жизнь-то видите?
— Ну конечно. Даже если мы на гастролях находимся — все равно общаемся с людьми. Жизнь — это побыть с семьей и не оторваться от нормальных людей. Люди — разные… видел и таких, чьи поступки никак не могу одобрить.

— Например? Что вы не простите человеку никогда?
— Не прощу? Все прощу.

— Все? И предательство? И ложь?
— Ну конечно. Было и такое.

— Это вы из храма вынесли? Прощать очень тяжело.
— Конечно тяжело. Но когда молишься за человека — легко.

— Всё-всё ему прощаешь, да еще и молишься за него?
— Ну как, всё… Слушай, испугал ты меня… Может, я и соврал, может, у меня пока ничего страшного не было… Это что же такое надо сделать-то, чтобы не простить?! Поступок я могу судить, по незнанию, может, сделал. А человек-то, что, виноват, что ли?

— Ну а кто его совершил?
— Ну он совершил, да.
Сергей Калугин: — Есть такой один из постулатов в православии: люби грешника — ненавидь грех. Надо просто разделять человека и его действие.
— Погоди, погоди, Серега. Неприязнь-то все равно копится. Как ее не хранить, такой камень тяжелый? Как не носить его? Может, и вру я тебе, что получается неприязнь в себя не загонять. Но вот умоешься святой водой — и вроде нормально. Может, люди по-другому как-то делают, у меня только так получается.

— Вы осознаете, что таких как вы, довольных и спокойных людей осталось очень мало? Сплошные революционеры кругом и стяжатели.
— Это ты новостей, наверное, начитался (смеется, толкает Сергея Калугина локтем, тот хочет что-то добавить, но смущается).

— Да, слишком много в последнее время новостей. Вы верите, что в России возможна революция?
— Революция? Нет.

— Почему?
— Путин не разрешит.

— И все?
— Нет. У нас люди не хотят революции. После нее всегда жить плохо.
— Так революцию-то не люди же делают.
— А кто?
— Горстка большевиков, привезенная из Германии в закрытом вагоне.
— Ну да. Но люди, думаешь, пойдут за ними? Они же помнят, что после 17-го было и в 90-х.

— В Екатеринбурге буквально вчера избрали мэром Евгения Ройзмана. Вроде оппозиционер, вроде занял ключевой пост. Вроде прецедент, предвкушение перемен. Но с согласия нового мэра Гордума выбрала руководителями с реальной властью прежнюю команду. Команду, что управляла городом 20 лет. Получается, вроде революция, а вроде и нет.
— Ройзман пришел извне, тяжело ему там очень. Мы не знаем той жизни, и он не знает. И потом, перед выборами на него столько клеветы вылили. Я испугался за него даже.

— То есть вы понимаете, что это клевета?
— Да, понимаю. Мы встречались с Ройзманом. Сидели, реально как революционеры, в подполье. Казалось, вот все прослушивается, кто-то подсматривает…

— Но красную футболку вы не надели?
— Красную? Нет, не надел.

— Вам не кажется, что любая политика рано или поздно кончается корыстными интересами конкретных людей?
— Я не знаю, как бы я себя повел, если бы в такую ситуацию попал. Представляешь — на тебя столько денег свалится? Как вот себя вести?
— Так они же не сваливаются. Нужно постоянно что-то делать, чтобы от них откусить.
— Ну стану я, к примеру, премьер-министром Свердловской области…
— Отлично, продолжайте…
— И что? Там система такая выстроена точная, люди такие хваткие, энергичные, умные, хитрые. Ну это же капец! Здорово! Попробуй таким стать. В любом деле они завоюют приоритет. Серьезные же.
— Ну а вы бы, например, взяли и им назло подняли всем достойным людям — учителям, врачам, военным — зарплату на 147%. Как думаете, стали бы они лечить, учить и защищать нас на 147% лучше?

В комнату заходит Юлия Михалкова.
«Сказали бы мне, что будем сниматься! А то просто — Юля, приезжай. Я вообще на другом конце света. Не накрашенная, не помытая — вот как была, так и сорвалась. Два часа только ехала сюда по пробкам этим. Уже даже думать начала, а как домой возвращаться? Сложно было предупредить?! Я бы не поехала. Или бы в порядок себя привела».

— Юлька, если всем взять и существенно денег к зарплате добавить — 147 штук сразу дать. Что будет? — Соколов на нее молча смотрит и улыбается. Жестом зовет присесть. Юля садится и скромно складывает руки на коленях. Только сейчас я замечаю, что Калугин уже куда-то ушел.

Юлия Михалкова: — Все работать перестанут. Если это, конечно, разово, вне системы будет.

— А если в системе?
— Ну не деньги же все решают. Отношение человека к работе.
Ю.М.: — Да таких мало уже осталось. У нас беспредел сверху вниз спускается. Наверху грызутся, делят, бездельничают, внизу — повторяют. А в политике так вообще рулежка сплошная, тусовка, междусобойчик. Никто ничего не делает. Так прямо хочется познакомиться с Владимиром Владимировичем, привести его и разобраться со всеми!

— Если вы захотите встретиться с Путиным, думаете, он встретится с вами?
— Конечно.
Ю.М.: — Я бы его на свидание пригласила! Он холостой — я тоже холостая. И Россию мы любим одинаково.
— Подожди! Ты же Игореху любишь!
Ю.М.: — А я и не говорю, что люблю Путина. Так, деловой обед…

— Ну и какой бы вы ему вопрос задали?
— У меня нет вопросов. Может, у людей, кто плохо живет, есть вопросы?

Ю.М.: — Я бы попросила, чтобы он нас наделил какими-нибудь полномочиями.
— Не надо мне никаких полномочий.
Ю.М.: — Мы бы попросили, чтобы меня одну наделили! Допустим, я …
— Министр культуры. Это мы уже знаем.
Ю.М.: — Да!
— Так, подожди, министром культуры — тогда тебе нужно умным человеком стать…
Ю.М.: — Ты же говорил, что я умная!
— Ты умная. Ты очень умная. Но нужно чтоб еще умная в культуре… Ты же, например, не знаешь, что написал Лист?
Ю.М.: — Это же великий композитор.
— Кто?
Ю.М.: Лист.
— Лист?
Ю.М.: Да. У Калуги спроси.
— Да?
— В Советском Союзе была министр культуры Фурцева. Железная женщина. Смогли бы так?
Ю.М.: — Хотела бы я сыграть ее! Только мне не нравится что-то запрещать. Я бы разрешала всего понемножку.
— Давай иди уже.
Ю.М.: — Заниматься министерством? Хорошо, пошла.
— Мне реально, Юлька, кажется иногда, что ты просто издеваешься над всеми.

— Если бы у вас действительно была возможность изменить одну какую-то штуку в жизни, в стране, что бы вы сделали?
— Одну? Ух ты, круто! Сейчас… Мне надо подумать. Прямо сейчас. Пойду и подумаю. А потом приду и скажу тебе.

Мы вышли из комнаты и пошли по этажам и коридорам к соколовскому номеру. Всю дорогу он молчал. Зашли в какой-то обшарпанный блок на три комнаты. В одной Сергей Ершов с Сергеем Рожковым монтировали в ноутбуке какое-то видео. За дверью другой Сергей — Нетиевский громко разговаривал по телефону. В третьей на кроватях валялись ребята из «Убойной лиги», соавторы нового соколовского скетч-сериала. Они оторвались от планшетов, поздоровались и тут же были озадачены найти и показать видяху с пилотной серией «Стеклянной лапши для зеленого автобуса». Дмитрий сел на край кровати. Я — напротив.

— Я ничего бы не стал менять в стране. Я бы воспользовался этим шансом, чтобы изменить себя. Отказаться от греха и победить его. Вот это самое главное. А остальное — неважно.
— Лучшие умы тщетно бьются над этим бессчетное число лет.
— Лучший ум — Божий ум. Иди от его разума. Он бесконечен. Он самый сильный. Иди от него. И у тебя в башке тоже появится хоть одна нормальная мысль. Вот и все. Находясь под этим разумом, ты постепенно будешь меняться. Потому что у тебя есть пример. И отталкиваясь от этого примера, ты видишь, что это можно сделать. Потому что сначала Христос, потом другие становились через него святыми. И победили же! Победили. Изменились. Много людей изменилось так. Огромное количество изменилось! Только так будет хорошо.

Источник: 66.ru

newsmaker [01.11.2013 13:26]